– Говори, – тут же отозвался король и замер, даже сигару жевать перестал.
– В общем, они все живы, хотя Ресс и нагородил такого, что без пол-литра не разберешь.
– Дословно, – жестко потребовал Шеллар, – и без «величеств».
– Я вам тут что, диктофон – дословно? Тебе лично было рекомендовано не верить ночи, но радоваться дню. Понимай как хочешь. На прямой и четкий вопрос, где нам искать Киру, наш провидец зачем-то выдал ее точный психологический портрет. Когда же я напомнил, что собственную жену ты и без его помощи хорошо знаешь, а от него требуется местонахождение, Ресс «увидел» много воды, скелеты в подземелье и безымянную могилу. Можешь толковать это все на свое усмотрение. Только могилу близко к сердцу не принимай, она к делу не относится. Что-то Ресс толковал об украденном имени, я не совсем понял, но покойник точно вековой давности. Больше ничего он по делу не сказал, так как вдруг ни с того ни с сего обнаружил Макса. Вполне живым и в обществе двух прекрасных дев. Тут сеанс ясновидения пришлось закончить, так как присутствовавшие родственники хором взвыли, что убьют этого бабника сами, все кинулись искать, кто как умеет, и обо мне напрочь забыли. Вот и все, а я побежал, надо еще мистралийцам кое-что передать.
Король бросил в зеленый туман «спасибо» и склонился над картой, рассматривая южное побережье Мистралии.
– Флавиус должен лучше знать… – пробормотал он себе под нос, – есть ли в этих местах острова-тюрьмы…
Маги согласно закивали, вразнобой подтверждая, что обязательно должны быть. Только мэтресса Морриган, которая изменилась в лице еще при упоминании «украденного имени», осторожно поинтересовалась состоянием коллеги Истрана. Непонятно, зачем он ей понадобился именно сейчас. Вряд ли мэтр знал об островах-тюрьмах больше Флавиуса.
Однажды Кантору попалось в каком-то тексте слово «ад», и он спросил у Ольги, что это такое. Бедная девушка долго и честно излагала сначала мифологию родного мира, потом различные переносные значения слова, потом рисовала на бумажке корявых демонов с убогими рожками и длинными хвостами и даже, кажется, что-то исполняла в лицах. Кантор так и не смог достаточно ясно представить себе картину этого странного места, но сделал вывод, что придумать такое мог только полностью сбрендивший мистик. И никогда не предполагал, что настанет день, когда ему придется своими глазами увидеть наяву этот «бред безумного мистика».
Все вокруг ревело, выло и грохотало, с неба падал огонь вперемешку с обломками и останками, шатались прочные каменные стены и даже сама земля, казалось, дрожала, как испуганная девственница… Так, это опять внутренний голос… даже в аду от него нет покоя…
Впоследствии Кантор очень четко помнил, как лежал, закрыв руками голову и пытаясь своим телом продавить яму в каменной кладке. Не столько от страха, сколько от полнейшего непонимания, что происходит и как с этим бороться. Отвратительное сознание беспомощности перед неведомой, но грозной силой на время лишило его (как, впрочем, и всех товарищей) способности соображать и действовать. Невозможно было даже представить себе, какое же действие может помочь в такой ситуации, когда смерть падает с неба, а ее источник недосягаем. Единственная более-менее связная мысль, которая пришла на ум Кантору, была почему-то об Ольгином дедушке, погибшем на войне.
Через некоторое время общее оцепенение прошло само собой, – видимо, привыкли, освоились, поняли, что еще живы, и почувствовали необходимость что-то все-таки делать. А может, товарищ Пассионарио, как всегда, поколдовал.
Кантор приподнялся и огляделся. Рядом сидел Бандана, горестно обхватив руками голову, и с похвальным упорством вопрошал сам себя, отчего же он такой придурок и что же теперь делать. Заметив, что на него смотрят, писарь тут же прекратил свое недостойное занятие и, наклонившись пониже, прокричал прямо в ухо:
– Ты видел, что делается?
– Не ори, не глухой… – Кантор поднялся на четвереньки и осторожно выглянул в бойницу. Вражеская пехота, плотно сомкнув над головами щиты, медленно продвигалась к воротам. По всей видимости, они не собирались лезть на стены. Два танка, оставив в покое западную башню, с безопасного расстояния били по воротам. Судя по всему, как раз к тому моменту, когда пехота подберется ближе, ворота развалятся окончательно и первые ряды нападающих ворвутся в крепость.
– А минометы окопались по всем правилам, – заметил Бандана, тоже рассматривая поле битвы. – После того как ты их проредил, стали осторожнее.
– Тоже мне знаток правил! – фыркнул Кантор и в который раз пригнулся, заслышав знакомый вой. – Вот уж трепло…
– А погляди на ту башню, с которой ты стрелял, – тут же сменил тему посрамленный «знаток».
Кантор поглядел и сердито сплюнул, чтобы никто вдруг не заметил, как у него екнуло внутри. Башня еще стояла, но останься в ней люди – они уже давно были бы погребены под рухнувшими перекрытиями.
– Ну и дураки, раз думают, что я до сих пор там.
– Эй, Кантор здесь? – Над площадкой возникла чья-то голова, в которой Кантор с трудом, по одному лишь голосу, узнал болтуна Рико. Видать, дело и вправду серьезно, раз даже этот раздолбай сподобился надеть шлем.
«Сам-то!» – поддел внутренний голос. Кантор не ответил. Шлем мешал как следует прицелиться, и надел он его, только подчинившись категорическому приказу наставника.
– Здесь я, чего тебе?
– Тьфу, я тебя в шлеме не узнал! Тебя товарищ Пассионарио зовет, срочно.
Кантор подхватил винтовку и, пригибаясь, побежал вниз по ступенькам. То ли товарищу опять взбрело в голову куда-то Кантора спрятать, то ли желает быть приведен в чувство посредством двойной дозы непочтительных слов…